ИМЕНА
"СМЕРТЕЛЬНЫЙ МЕДАЛЬОН" АРОНА КОПШТЕЙНА

Иосиф ВУЛ,
Хайфа
Поэты не умирают - эта известная истина уж сколько раз была доказана и признана:их стихи помнят, читают наизусть, на их слова пишут песни, а их имена воплощаются "в пароходы, в строчки и другие добрые дела".
И еще: поэты очень редко умирают своей смертью - их убивают шпагой, пулей, словом, взглядом.
Вот и поэт Арон Копштейн, в двадцать пять пет уезжая на фронт, предчувствовал:
Мы с тобой просшлись на перроне, 
Я  уехал в дальние края. 
У меня в смертельном медальоне 
Значится фамилия твоя.
Я не знаю, нашолся ли в заснеженном поле под Выборгом его "смертельный" медальон, но фамилия его самого осталась в памяти людей, фамилия погибшего поэта, воина-добровольца, сына еврейского народа.
Арон Копштейн. Это имя на слуху у многих литераторов и любителей поэзии. Правда, не многие из них могут вспомнить его стихи, а только знают, что он молодым погиб во время финской кампании.
У Александра Галича, возмутившегося тем, что СССР наградил "фашистского выкормыша" Насера, есть такие строки:
Должно быть, с Павликом Коганом 
Бежал ты в атаку вместе, 
И рядом с тобой под Выборгом 
Убит был Арон Копштейн.
И действительно, Арон Копштейн прописался в поэтическом мартирологе нашего бурного времени. Его имя упоминал Константин Симонов, оно записано в Большой советской энциклопедии среди имен других литераторов, ставших жертвами великих справедливых или бессмысленных военных битв.
Но, знакомясь с поэтическим творчеством Копштейна, убеждаешься в том, что он, "сын своего времени", стал при жизни еще другой "жертвой" - ассимиляции, и по языку, и по содержанию своих стихов.
Родившийся в бедной еврейской семье, Арон рано потерял родителей, умерших от голода, и с шести лет воспитывался в детском доме. Надо полагать, детдомовская жизнь "отшибла" у него все еврейское, и, пройдя нелегкий трудовой путь, он еще подростком начинает писать стихи на украинском языке.
Поэтические книги, вышедшие до рокового 40-го года, года его гибели, - это творения известного украинского поэта Арона Копштейна. Есть у него немало стихотворений на русском языке, но на еврейском, как говорится, "не замечено".
В истории украинской литературы Арон Копштеин остался поэтом-лириком, для которого поэзия была его жизнью, а жизнь - позией. Его био-графия и творчество неразделимы.
Жажда жизни вела его ускоренными темпами по трудовым и поэтическим тропам. Уже с 16 лет он не только пишет стихи, но и работает в газетах, много читает и самостоятельно учится. В 30-х годах вышли из печати пять стихотворных книг Арона.
Его современники вспоминают, что у него была удивительная память. Кроме собственных стихов, он знал наизусть немало произведений своих друзей по перу, а также классиков. Он перевел много стихов с грузинского, белорусского, и, конечно,еврейского языков на украинский.
Арон Копштейн писал легко - он думал стихами. У него было огромное природное чувство ритма, мелодии. Между тем уже тогда он овладевает белым стихом, новыми ритмами, которые сейчас стали обыкновенным явлением.
В его первых стихах ощущается влияние Маяковского, Багрицкого, Тычины и Первомайского - ничего не скажешь, хорошие у него были учителя. Да и во время учебы с Литинституте он входил в "Могучую кучку" , как называли семинар И.Сельвинского: Д.Самойлов, М.Луконин, Б.Слуцкий, Павел Коган и Михаил Кульчицкий - последние двое тоже погибли на войне.
Арон Копштейн действительно был сыном своего времени - 30-х го-дов, когда молодежь была полна энтузиазма, энергии и иллюзий, когда она горела желанием строить новую жизнь и защищать ее.
Вот в такую, как нынче, осень 
Я впервые надену шинель. 
Все расписано, вписано в графы, 
Я сно-ясно, снега белей.
Развернись же, моя биография,
Биография всех друзей.
(Здесь и далее перевод мой. - И.В.)
У поэта-гражданина с такой биографией и девиз должен быть таким:
Пусть слов обоймы в нужный срок 
Песня моя берет.
В ритме моих маршевых строк, 
В сипе моих маршевых строк, 
В жажде моих маршевых строк 
Греми,приказ:
- Вперед!
Он был все время "на марше" - и в жизни, и в творчестве. Жил в Херсоне, Харькове, Одессе, учился в Москве, путешествовал по Грузии, Армении и Дальнему Востоку. И, ко-нечно, был "певцом" казенной дружбы народов.
Прославляя, например, Грузию, он обращается к Георгию Леонидзе:
Чтобы я Сакартвело прославил 
Украинскою песней своей.
Он в Батуми восхищается аджаркой:
В небе сегодня не жарко, 
Хоть катится солнце волной. 
И вот надевает аджарка 
Блестящий убор головной.
Его удивляет Армения:
На чудесных картинах Сарьяна
Я увидел в нагорье сады
И армянского солнца сиянье,
И дрожание быстрой воды.
В общем, "В двадцатом веке, в четверти второй"-
Братались люди.
Пенилась Нева,
И Днепр птицею стремился к морю,
Кура ревела, и Амур суров,
Мы все познали - и леса, и горы,
Аж до сибирских кедровых лесов,
Но где же в этом нерушимом братстве еще один народ, еврейский, породивший поэта и давший ему такое еврейское имя - Арон?
Справедливость требует отметить, что и евреи есть в стихах Арона Копштейна. Он, например, помнит что-то из детства:
Я на земле
Уж двадцать полных лег
траву топчу,
Но почему мне снова детство снится?
А снится ему сугубо еврейское:
Нежной постели тепло, 
У колыбели - мотив, 
Мягких подушек гора, 
Мамины пирожки.
И снится даже то, чего помнить ему, трехлетнему, в восемнадцатом году не дано: приход в его родной Херсон немцев, убийство брата польскими жовнирами.
В своих беспокойных "перелетах" по Советской земле он встречает евреев в разных местах и пишет об этом. Но его взгляд на них, восприятие их жизни, их души - сугубо "советские", то есть как на равных среди равных.
Тогда, в 30-е годы, украинский поэт мог еще носить фамилию Копштейн, не прибегая к псевдониму, да и евреи еще не были "вне закона".
Вот поэт, например, описывая свой поход по Украине, видит "евреев в местечке Шпола", а в Джанкое восхищается участием евреев в коллективном труде:
Самолетом правит Хава, 
В МТС мы видим Клаву √
Все в Джанкое, джан, джан, джан!
Но наибольшую радость вызывают у поэта впечатления от Биробиджана:
На станции
В плакатах захлебнулся ветер.
Июль разлился, как весна.
Из букв еврейских нам приветы
Пошлют родные имена.
Называя этот край "нашим Биробиджаном", он видит:
Взглянул взволнованный еврей √
Зеленый лес, зеленый луг.
И тот, "взволнованный", восклицает:
"Хавейрим, гихер, унзер ланд!" 
"Унзер панд"- наша страна. А в другом месте поэт называет ее "обетованной землей".
Ах, Арон, Арон, как ты тогда ошибался: нет, не Биробиджан, а Эрец-Исраэль, где сейчас живут твои родственники в единственном еврейском государстве - вот Земля Обетованная!
А время требовало свое, и поэт становится бойцом.
На нолях заснеженной Европы 
Слышен грохот танков быстроходных, 
Приближаясь к нам, стращай нас -
Снова быть палаткам и походам, 
Лазаретам, бомбам и окопам, 
И дождям по вечерам холодным √
Будет грозный и военный час.
Арон Копштейн, как и все юноши тех лет, любит армию, служит в ней исправно, романтизируя ее в своих стихах:
Ожидаю -
Позовет иль казарма,
иль кубрик,
Как в тридцатом позвап нас
завод.
И дождался: уже обучаясь в Литературном институте, он в 1940 году, когда началась Финская кампания, в составе комсомольского лыжного батальона участвовал в боях. Бойцы любили этого всегда веселого, жизнерадостного поэта, который носил в походной сумке не только боевые патроны, а и свои стихи и в свободное время читал их бойцам.
В одном из стихотворений он обращается к жене: если со мной что-либо случится, ты не верь в мою смерть. И, словно завещание, звучат его последние стихи:
Не хочу я пожизненной славы, 
Только б память мою сберегли, 
На Волохинской улице травы, 
Над Лиманом крутые валы.
Не знаю, как на Волохинской улице Херсона помнят о своем земляке-поэте (говорят, что попытка переименовать ее в улицу Копштейна не удалась), но у нас, на Земле Обетованной, следовало бы замолвить слово о нашем единокровном брате.
В одном из своих стихотворений на русском языке поэт писал:
И вечный бой.
Покой нам только снится -
Так Блок сказал, так я сказать бы мог.
Это - не рисовка и не поза, а смысл и содержание короткой жизни Арона Копштейна. Недаром изданные в Москве в 80-е годы две его книги называются "До последнего дыхания" и "Бессмертие".
В Харькове у родственников Арона Копштейна хранятся его книги, статьи о нем, воспоминания, и эти люди хотели бы передать их на хранение именно в Израиль. Найдутся ли желающие?
"НОВОСТИ НЕДЕЛИ"
 11 марта 1999 г "ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН"

назад