ЖИВЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ

Мои Бричаны
Александр Фельдшер

(Продолжение. Начало в "ЕК"от 28.08.98)
 

На снимке: Раввин Моше Розенблат - с ним связаны мои воспоминания о хедере.
Нельзя не сказать о Бричанском парке. К сожалению, я не знаю, кто заложил его, но это, несомненно, был талантливый садовод-дизайнер с глубоким знанием биологии, с редкой интуицией. Парк был отлично спланирован, в нем росли десятки видов кустарников и деревьев. Все они прекрасно чувствовали себя на бричанской земле.
Парк мне запомнился чистым и ухоженным, видимо, местечковая "ирия" уделяла ему приоритетное внимание. Вечерами и в дни еврейских праздников в парке устраивались массовые гупяния. Приходили в нарядной одежде, семьями. Всегда было много молодежи. Никто ничего не срывал и не ломал. Мои земляки заботились о парке. В парке была деревянная эстакада, а перед ней - зацементированная площадка, окруженная сетчатым забором. Здесь устраивались в летнее время собрания молодежных организаций, танцы. Часто на площадке проходили балы бричанской знати. Играла музыка, выступали самодеятельные артисты, за накрытыми столиками сидели нарядно одетые люди. А вокруг толпился народ, глазея сквозь сетку на происходящее. У площадки росли две раскидистые черешни, и мы, дети, забравшись на них, следили за праздником. Не припомню каких-либо инцидентов. Удовольствие получали все. А может, люди тогда были другими? В городке, кажется, было всего двое полицейских. Их никогда не было видно, разве только когда они собирали мзду у торговых людей. Забыл добавить, что в парке местные власти хотели построить детскую железную дорогу, но, видимо, не хватило денег. Тем не менее мы получали огромное удовольствие от вагонетки, которую вручную раскатывали по рельсам.

Школа

В Бричанах все дети обучались в начальной школе. Мальчики обязательно ходили в хедер. Я учился у рыжего Моше. Так его прозвали из-за бороды. Говорили, что он большой знаток Торы. Наш хедер находился в помещении типа сарая. За длинным столом из нестроганных досок сидели дети разных возрастов, с разным уровнем знаний. Каждый выполнял свое задание, из-за чего шум стоял невообразимый. Наш наставник ходил вокруг нас с кнутом и наводил только понятный ему порядок. Особого страха перед ним мы никогда не испытывали, и его поведение нас не угнетало. Мы всегда оставались детьми. Запомнился случай. В класс надо было проходить через сени, пробираясь сквозь разный домашний хлам. Как-то туда поставили большой таз с известью и щеткой. Один из учеников по фамилии Безнос притаился в сенях за дверью и, когда наш ребе поворачивался к дверям спиной, брызгал на него известью. Спина у нашего Моше "побелела" к концу урока.
А вообще наш рыжий Моше был добрым и честным человеком. Он любил нас, гордился многими. Честно и добросовестно выполнял свою работу. Несмотря на странную методику преподавания, мы впитывали знания. Наш ребе в поте лица зарабатывал свой хлеб.
Вершиной системы образования в местечке была частная гимназия. Она была расположена на окраине. Из-за высокого забора были видны ажурные окна, слышались голоса гимназистов. Экзамены на аттестат зрелости наши учащиеся сдавали в городах Сороки, Хотин. Уровень преподавания в гимназии был очень высоким. Поддерживалась строгая дисциплина. Учащиеся не имели права появляться на улице без форменной одежды. На беретах и рукавах были вышиты личные номера. Гимназистам не разрешалось находиться вне дома после определенного часа.
Моя сестра закончила четыре класса Бричанс-кой гимназии. Помню, как она выводила буквы, готовясь к урокам каллиграфии. Она и сейчас, через без малого 60 лет, пишет замечательно красиво, помнит латинский и французский языки. Несмотря на то, что находилась все время в далекой Сибири. Добрую долгую память оставила по себе наша частная гимназия. Мне почему-то запомнился муж директрисы. Маленький, щуплый, всегда аккуратно, по моде одетый, он выгуливал похожую на себя собачку. В те годы в местечке собак на поводке не водили.

"Блуждающие звезды"

Была у нас и культурная жизнь. Приезжали группы еврейских артистов, чаще всего летом. На Почтовой улице, в самом конце, стоял большой деревянный барак со сценой. Народу набивался полный зал. Цены тогда, видимо, были доступными. И особой рекламы не было. По улицам ходил человек с клюкой и по рупору объявлял о приезде гостей и о времени начала концертов.
В основном то были "блуждающие звезды". Не народные артисты, а артисты из народа. Особенно восторженно принимали у нас Сиди Таль и Дину Златую.
Цирковые артисты сами извещали публику о своем прибытии. На высоких ходулях при полном параде они обходили все улицы городка, а за ними - толпа детей. Лучшей рекламы и быть не могло.
Помнится появление в местечке одного из первых радиоприемников. Его откуда-то привезла наша соседка Доня. Я даже запомнил его марку -"Телефункен". Работал он на батареях. Это были обычные батарейки для карманных фонарей, сложенные в деревянный длинный ящик и соединенные между собой. Люди толпами приходили смотреть и слушать чудо. На шкале приемника светились слова: Париж, Рим, София, Бухарест. Доноси-лись голоса и музыка. Люди тогда еще умели удивляться...

Врачи

В моих Бричанах врачи играли особую роль. Они у нас были не только врачами, но советчиками, благотворителями. Они составляли ядро местечковой интеллигенции.
Глейзер, Шор, Групенмахер, Трахтенбройт, Колкер, Шварц. Эти люди получили образование во Франции, Австрии, Голландии, Англии. Их слушали, ими восхищались, старались в чем-то перенять их образ жизни. В Бричанах преклонялись перед высокообразованными людьми, подражали им. Каждый наш врач заслуживал того, чтобы о нем написали книгу. Жаль, очень жаль, что память коротка. Да и столько лет прошло...
Я постараюсь несколько подробнее рассказать о некоторых из них.
Доктор Шор был гинекологом. Спас жизнь многим женщинам и детям. Молва о нем шла по всей округе. Приезжали к нему из окружающих сел и деревень. Доктор Шор был заслуженным врачом республики.
Шоры жили напротив гимназии. Их дом был похож на помещичью усадьбу. Дом стоял в глубине большого сада, и мы, дети, тщетно пытались что-либо увидеть и услышать. В доме доктора говорили по-французски. Все трое детей получили высшее образование. Сыновья стали отличными врачами, а дочь работала преподавательницей иностранных языков. Доктор Шор прожил долгую жизнь. Он скончался, когда ему было за 90. Похоронили его в Бричанах с большими почестями.
Доктор Трахтенбройт жил недалеко от нас, в центре, на Почтовой улице. Дом его ничем не выделялся, хотя среди врачей он был самым знаменитым и, пожалуй, самым богатым. Помню выезд доктора: прекрасная бричка, запряженная двумя серыми в яблоках лошадьми. Таких красавцев я в своей жизни больше не встречал. Доктор Трахтенбройт делал уникальные операции. У него была маленькая больница, в которой он выхаживал своих больных. Работали они вместе с женой, верным другом и незаменимым помощником. Советские власти сослали доктора в Курган, конфисковали или, как тогда говорили, национализировали все его богатство. Слава хирурга была столь велика, что мои земляки стали ездить к нему в Курган. Когда началась Вторая мировая война, знаменитого доктора мобилизовали в армию. На войне он дослужился до чина полковника, спас жизнь сотням солдат и офицеров. Доктор вернулся домой с наградами. Трахтенбройт снова стал лечить людей, снова к нему потянулись тысячи, и снова его сослали. Последние свои годы доктор прожил в Черновцах.
Однажды летом на даче я лежал на деревянной раскладушке и играл согнутым гвоздем. Случайно проглотил его. Папа схватил меня на руки и побежал к Трахтенбройту. Вечером он рассказал родным, что сам видел гвоздик через какое-то стекло. Доктор сказал, что все в порядке, никакого вмешательства не потребуется, гвоздь продвигается головкой вниз и выйдет естественным путем. А стекло, которое видел мой папа, вечный ему покой, было первым рентгеновским аппаратом в Бричанах. Тогда он, правда, назывался по-другому.
Замечательный терапевт Вуня Групенмахер жил с нами по соседству. Рядом жили и его родители - невысокого роста пожилые люди, вечно белые от мучной пыли. Товар свой они продавали почему-то в погребе. Заработки у них были мизерными, но они понимали значение образования, а их сын оказался в высшей мере достойным их доверия.
У доктора Вуни было доброе сердце. Он никому и никогда не отказывал в помощи - и днем, и ночью. К нему обращались все: и евреи, и молдаване, и украинцы, и русские.
За домом у доктора был большой двор. Там всегда стояли телеги, "груженные" больными. Они терпеливо ждали приема. Доктор Вуня был большим юмористом, балагуром, шутником. Чтобы не упустить пациентов, он всем раздавал по испорченному термометру. Люди в то время не очень-то разбирались в изделиях медицинской промышленности и терпеливо ждали и верили. Доктора Групенмахера обожали в окрестных деревнях. Все приглашали его в гости и обязательно угощали чем-то вкусным. Доктор никого не хотел обижать, но после каждого обильного застолья отправлялся по нужде, засовывал два пальца в рот и был готов к следующему застолью.
Доктор Групенмахер умер в гетто в Копайгороде.
Людей косил сыпной тиф. Болели поголовно. Лежали, часто без сознания, на полу, на стульях, на столах. Утром и вечером по поселку на телеге собирали трупы. Доктор ежедневно обходил дома, стараясь хоть чем-то помочь больным, хотя чаще всего лечение сводилось к доброму слову, стакану воды или холодному компрессу на голову. Док-тор Вуня был человеком атлетического телосложения, но и он не устоял перед коварной болезнью.
Царство небесное вам, замечательные, милосердные бричанские врачи! Вы, безусловно, заслуживаете вечной благодарной памяти.

"НОВОСТИ НЕДЕЛИ"
 4 сентября 1998 г "ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН"

назад