ПРОШЕЛ ВОЙНУ, ТЮРЬМУ, ГУЛАГ..

Лион НАДЕЛЬ (Афула)

Мой отец, Надель Хацкель Соломонович (15.09.1905 - 26.01.1968), - библиограф, исследователь литературы на языке идиш, был фанатиком (в самом высоком, благородном смысле этого слова) дела, автором более 100 публикаций в журналах и газетах на языках идиш, русском, украинском, английском. В начале 1941 года И.Мительман и отец выпустили в издательстве "Дер Эмес" том "Избранных писем" Шолом-Алейхема, материалы которого собирались ими в Союзе и за рубежом. На этот труд ссылаются добросовестные* составители полного собрания сочинений Шолом-Алейхема (два экземпляра этого тома я привез в Израиль и один из них подарил библиотеке Иерусалимского университета).
О высоком профессионализме, знаниях отца - сотрудника, одного из ведущих библиографов Харьковской библиотеки им. В.Г.Короленко в 20-х - 30-х годах, затем, после перехода столицы Украины в Киев, одного из руководящих работников библиотечного дела на Украине, говорит факт его работы с мая 1937 года до войны заместителем директора Центральной государственной еврейской библиотеки им. М.Винчевского в Киеве.
Конечно же, отец, судьба которого неразрывно связана с судьбой еврейской культуры в Союзе, был арестован "по сталинскому набору" в марте 1951 года, прошел харьковскую тюрьму, лагерь в Мариинске Кемеровской области, вернулся в Харьков домой в конце 1954 года, был реабилитирован в 1956 году. Главным пунктом обвинения и осуждения его "по 58-й" была статья отца в левой еврейской американской прессе, где он написал "наша литература", то есть литература на идиш, и "их литература", то есть литература на русском языке. Обвиняли отца и в знакомстве, дружеских отношениях с "врагами народа" - еврейскими актерами, писателями Москвы, Киева.
Аресты в Киеве уже прошли, отец знал, что его ждет. Страшно вспоминать те дни, когда мы в печи сжигали книги, в частности, помню, американских авторов. Мне, 14-летнему подростку, особенно жалко было бросать в огонь книгу Эптона Синклера "No pasaran", где американец-доброволец едет в Испанию сражаться с фашистами.
Вторым еврейским литератором, арестованным в Харькове одновременно с отцом, был драматург Гольдес (Гольдесгейн). С ним, еврейским чтецом Виноградским, поэтессой Ханой Левиной, нашими земляками, отца связывали дружеские, теплые отношения.
Приходя с работы в 60-е годы в нашу комнатку в коммунальной квартире, отец спал час-два, затем заполночь работал, работал... Он был библиографом не только еврейской литературы, но и литератур народов СССР, Индии, Афганистана и других стран Востока, немало его публикаций было, в частности, в журнале "Народы Азии и Африки". Хорошо знаю, что в 60-е годы теплые отношения связывали его со многими учеными, библиографами Союза и, конечно же, с еврейскими писателями, оставшимися в живых после страшных лет, когда некоторые сотрудницы отца перестали с нами здороваться, а некоторые знакомые, в их числе учитель математики Яков Яковлевич Корф, наоборот, помогали нам, глубоко сочувствовали.
В этих лоскутках воспоминаний об отце хочу вспомнить харьковского ученого-историка, востоковеда, профессора ХГУ Андрея Петровича Ковалевского. О глубоком взаимном уважении говорит теплая надпись отцу на книге переводов литературных произведений стран Востока, составленной А.П.Ковалевским.
От отца я не слышал о его желании репатриироваться в Израиль. Мне кажется, что он, запуганный казнями его друзей, репрессиями, не хотел подвергать опасности, по его мнению, судьбу сына...
Очень жаль, что я, считающий себя большим любителем русской поэзии, живописи в России, не знал ничего - "клюм!" о ТАНАХе. Сын такого отца должен был бы там еще не быть "Иваном, не помнящим родства". Ведь стоило мне попросить отца - и он ивриту бы обучил... А сегодня в 59 лет тяжело осваивать культуру иной планеты, но, как писал поэт, "еще не вечер"!
Родился отец в Каунасе, дед мой по линии отца был кантором в синагоге, мать отца звали Хана Матлина. Интересно, что о моем прадеде я знал еще на Украине. Уже здесь, в Израиле, в 1993 году познакомился с двоюродным братом отца - писателям и ученым Ицхаком Ореном (Наделем). Из его уст услышал легенду о моем прапрадеде, а потом прочитал ее в рассказе Ицхака Орена (Наделя) в переводе с иврита на русский "Боги ивритские, или Книга странствий Иехезкеля Наделя" ("Ковчег", N 3, 1992 г.). Рассказ этот - о родном брате моего деда Соломона, отце Ицхака Наделя. В 1915 году семья Соломона Наделя переезжает в г. Бердянск. В 1919 году в возрасте 48 лет Соломон умирает, в 1922 году умирает мать Хацкеля Наделя. Он остается сиротой, переезжает в Харьков и поступает на работу в харьковскую библиотеку им. В.Г.Короленко. Первые недели ему жить негде, он спит в библиотеке...
В Харькове отец в 1929 году заканчивает трехгодичные курсы иностранных языков, два года является слушателем библиотечного факультета вечернего университета.
В июле 1935 года он переезжает в Киев, там женится на будущей моей маме Шамович Белле Львовне - выпускнице Полтавского муэучилища, пианистке, музвоспитателе детей.
Началась война, мы переезжаем в Харьков, отец был призван в армию, но комиссован по болезни (сердце). Через Саратов отец эвакуируется в Кзыл-Орду, а меня с мамой спас, посадил в последний эвакуационный поезд, идущий в Казахстан, племянник отца лейтенант-танкист Соломон Гинде, павший в 1942 году в боях. В Кзыл-Орде с июля 1943 года отец заведует библиотекой местного пединститута.
После войны, до ареста и после него, по возвращении в Харьков и вплоть до выхода на пенсию отец работает в Центральной научной библиотеке при ХГУ. Смерть мамы в 1959 году сильно подорвала далеко не богатырское от рождения здоровье отца, прошедшего войну, тюрьмы, лагеря. В одну из частых поездок в Москву в журнал "Советиш геймланд" у отца - инфаркт в тяжелой форме. Из московской больницы перевожу его в Харьков, домой. Прожил он еще полтора года. На кладбище на памятнике высечено на русском и идиш: "Хацкель Надель - библиограф".
Такова судьба еврейского мальчика, осиротевшего в 17 лет, одержимого любовью к книге и внесшего скромный вклад в еврейскую и общечеловеческую культуру.

23 августа 1996 г  "ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН"
назад