БЫЛ В КИШИНЕВЕ ТЕАТР...
 
Леонид ШКОЛЬНИК
Арон Шварцман вырос в Кишиневе, с детства впитал в себя красоту и прелесть мамэ-лошн и всего того, что называется одним емким словом "идишкайт". Его отец когда-то закончил ешиву, много ездил по свету, знал  несколько языков, был склонен к литературному творчеству (одно время даже работал главным суфлером в еврейском театре в Нью-Йорке). Старшая сестра Арона Батья Водовоз еще в 1938 году уехала в Палестину и сейчас живет в Петах-Тикве. Арон "созревал" чуть дольше, и впервые обратился в ОВИР в 1962 году. Его попросту прогнали, разорвав заявление о выезде в Израиль. Арон снова пришел в ОВИР спустя два года. И снова ему отказали.
 
"НА НАС СМОТРЕЛИ, КАК НА ИДИОТОВ..."
 
Он работал рентгентехником в одной из кишиневских больниц. И однажды пришел к мысли, что хорошо бы создать еврейскую самодеятельность. Видимо, Богу было угодно, чтобы в один прекрасный день он встретился на улице со своим однофамильцем Давидом Шварцманом. Встретились они не где-то, а у здания бывшей хоральной синагоги, которое при советской власти было передано русскому драматическому театру.
Арон заговорил с Давидом о том, что хорошо бы создать в городе еврейскую самодеятельность. Давид тоже загорелся этой идеей. Оба Шварцмана стали обходить дома друзей и знакомых, агитируя их принять участие в осуществлении задуманного. Некоторые отнеслись к предложению равнодушно, некоторые - с явным страхом: это было, напоминаю, в 1965 году, после снятия Хрущева, когда новая власть решила прикрыть "лавочку", именуемую "хрущевской оттепелью".
- На нас смотрели, как на идиотов, - грустно улыбается Арон Шварцман, с которым мы встретились в Иерусалиме в начале ноября этого года. - Но были люди, поддержавшие нас с Давидом, и среди них - Рувн Левин и его жена Ханна, выпускники театральной студии московского ГОСЕТа под руководством Соломона Михоэлса. Был еще и Яша Авербух, художник, сын известного еврейского артиста Абрама Аша. Так вокруг нас образовался костяк тех, кто решил поддержать идею создания в Кишиневе еврейской самодеятельности.
 
 ОТ МЕДИОКРИЦКОЙ И ВЕРГЕЛИСА - ДО ДАНИЛЕНКО
 
- Мы решили все делать официально, - продолжает свой рассказ Аарон Шварцман, - и не идти по стопам вильнюссцев, которые поначалу действовали подпольно.
- Какими были ваши первые шаги?
- Мы обратились к заведующей отделом культуры горисполкома Медиокрицкой. Выслушав нас, она сказала, что перед ней никто никогда не ставил подобных вопросов - "ни сверху, ни снизу", как она выразилась. Она предложила нам зайти через месяц - вероятно, потому, что намеревалась за этот месяц выяснить отношение властей к взможности создания еврейской самодеятельности в Кишиневе.
Через месяц история повторилась: Медиокрицкая предложила нам зайти еще через две недели. Когда мы пришли через две недели, она сказала:
"Знаете, у нас просто нет для вас свободного помещения".
- То есть она вам попросту морочила голову...
- Конечно. И тогда мы с Давидом решили написать официальное письмо. Никто из наших не решился его подписать. Были даже такие, кто, узнав о письме, попросил больше их не беспокоить...
- Ответ на письмо получили?
- Нас снова вызвала Медиокрицкая. Тон ее был совершенно другим: разговоры разговорами, а тут - официальное письмо. Но, тем не менее, нам четко было сказано: ни о какой еврейской самодеятельности речи быть не может.
- Что было дальше?
- Были еще письма, но безрезультатно. И тогда я случайно наткнулся на Закон о профсоюзах, и прочел в нем, что на организацию самодеятельности не требуется никаких разрешений, и профсоюз обязан поддерживать любую художественную самодеятельность. Мы поняли, что надо менять тактику. Мы уже не просили разрешения, а говорили так: "Самодеятельность уже создана, у нас есть 35 человек, и нам надо лишь помещение для репетиций".
Нам снова отказали. И тогда я написал председателю совета профсоюзов республики Сидоренко. Он не ответил. Я написал вторично. Он вызвал меня к себе и стал кричать: мол, "еврейская самодеятельность никому не нужна", и "мы не можем", и т.д.
В то же примерно время в Кишиневе побывал Арон Вергелис, редактор московского журнала "Советиш геймланд". Я был активным распространителем этого журнала и решил поговорить с Вергелисом: может ли он нам помочь.
- Он помог?
- Нет. Я даже думаю, что этот разговор только навредил нам.
- Почему?
- Вергелис пообещал пойти в ЦК и поговорить там, но после его отъезда с нами стали разговаривать еще жестче, чем прежде.
- И вы продолжали действовать?
- Да. Давид Шварцман написал в редакцию газеты "Труд" и оттуда мы получили коротенький ответ: "Ваше письмо передано в отдел культуры ЦК Компартии Молдавии". Спустя какое-то время нас вызвали к заведующему отделом Даниленко, который только недавно был переведен в Кишинев из Москвы. Он принял нас с Давидом довольно вежливо и сказал без утайки: "Мы идем к коммунизму, многие языки отмирают. Так зачем нам пытаться возрождать то, что почти умерло?". Мы стали доказывать ему, что в Кишиневе живут 50 тысяч евреев, и им, как и всем другим, положено слышать родную речь. "Во всех клубах, - сказал я этому чиновнику, - поют на разных языках: на русском, украинском, французском, английском, даже на немецком. Почему же мы не имеем право петь на идиш?". Даниленко задумался и ответил: "Если. так, то идите в Дом молодежи. Но не рассчитывайте на большое помещение".
 
ТРАВА НА АСФАЛЬТЕ
 
Арону Шварцману и его коллегам хотелось вприпрыжку бежать в Дом молодежи. Железная стена была пробита. Еврейская самодеятельность Кишинева получила свое собственное, пусть крохотное, помещение. В комнатке набивалось по 20-30 человек. Шварцман вспоминает: к ним пришли бывший актер Вильнюсского еврейского театра Авром Беркович, Зиги Штернель с женой Надей (она тоже была артисткой еврейского театра), Лейзер Нудельман с женой Мерой и с дочерью. И все они начали думать, что поставить на еврейской сцене.
Как раз в то время Арон Шварцман получил из Израиля пластинку "Ди клейне мэнчелэх" в исполнении трех Шмуликов - Ацмона, Сегаля и Руденского. И он предложил взять кое-что из их репертуара, потом кто-то предложил добавить сцены из "Колдуньи", "Лжеца", "Экспроприатора".
Спустя какое-то время к ним пришел молодой парень из молдавского танцевального коллектива и предложил создать свой собственный ансамбль. Они согласились, Начались репетиции танцевального ансамбля ... в фойе Дома молодежи. Зиги Штернель однажды сказал: "Если у нас есть танцоры, значит нужен и хор". И стал создавать хор. И к ним стала приходить еврейская молодежь. И сразу возникли тысячи дополнительных проблем: где репетировать танцорам и хоровому коллективу, где взять костюмы, как быть с гримом, кто будет учить молодых языку и сценической речи?
На помощь пришли Беркович, Ханна Левина, брат Арона Шварцмана Семен. Рувн Левин стал учить молодежь сценическому искусству.
Восьмого ноября 1966 года в кишиневском доме молодежи состоялась премьера спектакля "Новая Касриловка" в исполнении нового еврейского самодеятельного театра. Зал на 300 мест был заполнен до отказа, люди стояли и сидели в проходах. Один известный в республике критик до начала спектакля сказал Арону Шварцману: "Я получил ваше приглашение, но меня самодеятельность мало интересует - и как критика, и как еврея. Поэтому извините, я немного посижу на спектакле и уйду: сегодня в Кишиневе выступает Берлинский симфонический оркестр".
Этот критик забыл о Берлинском оркестре. Он сидел в зале Дома молодежи до конца спектакля, смеялся, улыбался и плакал вместе со всеми зрителями. И оглушительно аплодировал артистам - вместе со всеми. Потом нашел Арона Шварцмана и Рувна Левина и сказал им: "Откуда вы взялись? Ведь вокруг - асфальт! Как вы смогли прорваться сквозь этот асфальт?.."
 
ЗАБЫТЬ НЕЛЬЗЯ
 
Театр жил. После оглушительного успеха "Новой Касриловки" - "Зямка Колач"(ноябрь 1967 года), "Свет и тень" (март 1968). В том же 1968 году театру было присвоено звание Народного (в мае), а в ноябре - первые гастроли театра в Вильнюсе, в ходе которых гости из Кишинева показали два спектакля - "Новую Касриловку" и "Свет и тень". В феврале 1969 года был поставлен спектакль "Гершеле из Остропопя", в мае 1970 - "Я буду жить" Давида Бергельсона.
К тому времени в театре сложился стабильный творческий коллектив. Сегодня, спустя 30 лет после премьеры, не могу не назвать тех, первых: 
Рувн Левин, художественный руководитель, режиссер-постановщик, преподаватель сценического искусства, актер. Погиб в автомобильной катастрофе в январе 1972 года - после того, как подал документы на выезд в Израиль;
Арон Шварцман, директор театра, актер, в Израиле - с мая 1971 года, живет в Иерусалиме;
Давид Шварцман, заведующий литчастью, актер, в Израиле - с 1972 года. Умер в прошлом году в Нацрат-Илите;
Залман Шустерман, заместитель директора театра, актер, директор театра (после отъезда в Израиль Арона Шварцмана). В настоящее время живет в Чикаго;
Зиги Штернель, заведующий музыкальной частью, дирижер оркестра, хормейстер. В Израиле - с 1973 года, умер в Бат-Яме два года назад;
Ханна Левина, помощник режиссера, преподаватель идиш, ведущая спектаклей, гример, в Израиле - с 1972 года, живет в Холоне;
Лейзер Нудельман, заведующий постановочной частью, реквизитор, актер, в Израиле - с ноября 1969 года, умер пять лет назад в Холоне;
Яков Авербух, художник театра, декоратор. В Израиле - с 1988 года, живет в Герцлии;
Мока Кожушнер, дирижер оркестра. Умер в Кишиневе в 1969 году;
Абрам Беркович, помощник режиссера. Умер в Кишиневе в 1967 году.
Все названные выше составляли руководство театра, являясь членами художественного совета. Но были, естественно, и просто актеры, солисты хора, участники танцевального ансамбля - все те, для которых еврейский театр стал судьбой и ежедневным счастьем в душной атмосфере "советского интернационализма". Среди этих активистов - Надя Штернель (живет в Бат-Яме), Семен Шварцман (умер в Кишиневе в 1993 году), Мэра Пэк (живет в Холоне), Роман Фельдман (живет в Кишиневе), Роман Грин, Хаим Босин (умер в Кишиневе в 1968 году по дороге домой после репетиции), молодые талантливые актеры Муня Штернель (Бат-Ям), Давид Рабинович (Нагария), Бума Сандлер, Лариса Глейзер (живет в США), Ева Черная (в США), Роман Ладыженский (живет в Австралии), Сюзанна Бужакер (Бат-Ям), Лазарь Аратовский (Холон), Нехама Бинман (Холон), Белла Журавлева, Изя Эшко (Хайфа), многие другие.
 
"ТАКОЙ ДЖУИШ ТЕАТЭР Х'ОБ НИТ ГЕЗЭН НИКОГДА..."
 
Не все было гладко. С афиш театра удаляли строчки на идиш. Даже название потребовали изменить: не "еврейский театр", а "театр на еврейском языке". Отменяли гастроли - в Одессе, Киеве, других городах Союза.
Но театр жил и ... боролся с Системой. Боролся языком театра. В спектакле "Гершеле Острополер" финальной сценой сделали настоящую еврейскую свадьбу - с хупой, с благословением раввина, с песнями и танцами. И молодые ребята, игравшие в спектакле, были буквально нарасхват в еврейских домах Кишинева: их приглашали для организации настоящих еврейских свадеб, в полном соответствии с традициями нашего народа. По сути, театр стал первым в республике обществом еврейской культуры, тем очагом, к теплу которого потянулись истосковавшиеся по национальной культуре бессарабские евреи.
Однажды театр отправился с гастролями в Оргеев. Всего на один спектакль. Но прошел он настолько успешно, при таком переполненном зале и при таком энтузиазме оргеевских евреев, что кишиневцам пришлось ездить в Оргеев еще не раз. И каждый раз - овации, речи, слезы благодарности.
Арон Шварцман забеспокоился: как бы чего из этого не вышло. Ибо гастроли театра волей-неволей пробуждали национальное самосознание бессарабских евреев, заставляли их вспоминать, кто они и куда идут. После каждого спектакля в Бельцах, Оргееве, других городах республики зрители не расходились, они рвались на сцену, целовали и обнимали актеров, и ... начинали говорить - о себе, о своих корнях, об уничтоженной нашей культуре, об Израиле. Говорили громко, взволнованно, искренне.
"Масло в огонь" подливали и иностранцы-туристы, которых Арон Шварцман иногда приглашал на спектакли. Представьте, после спектакля поднимается на сцену какой-нибудь Джейкоб (Яаков-Янкл) Зильбершмок из Бруклина и говорит на чудовищном англо-идиш-русском языке: "Сорри, но ба ундз ин Америка такой джуиш театэр х'об нит гезэн никогда!".
Арон понимал: нужно спасать театр от возможных неприятностей, ибо Система не простила бы еврейским актерам демонстраций, устраиваемых зрителями во время и после спектаклей.
И он нашел выход: зная даты рождений всех актеров, Шварцман сразу же после окончания того или иного спектакля выходил на сцену и объявлял, что, мол, сегодня в театре большой праздник - день рождения артиста такого-то. И все актеры, и зрители бросались к ничего не понимающему актеру, и обнимали его, дарили цветы, произносили речи.
Какое-то время эта уловка помогала избежать стихийных демонстраций. Но КГБ не дремал: молодых актеров одного за другим стали приглашать "побеседовать". Арестовали Давида Рабиновича - "за сионистскую деятельность". Оказалось, он сдружился с ребятами из Вильнюса и Ленинграда, они украли где-то печатную машинку и собирались размножать материалы об Израиле.
Что было делать? Шварцман отправился в Питер, нашел там известного адвоката, благодаря усилиям которого Давид получил "всего" год тюремного заключения.
Отсидев год, Давид уехал в Израиль. К тому времени там уже жил и Арон Шварцман, уехавший в мае 1971 года. Это,было время печально знаменитой Брюссельской конференции о положении советских евреев. Власти СССР решили доказатиь всему миру несостоятельность критики Запада и привезти в Брюссель на пресс-конференцию знаменитых советских евреев. Но у властей была еще одна идея, осуществить которую им помешал ... еврейский театр Кишинева.
Планировалось создать документальный фильм о расцвете еврейской культуры в СССР. По сценарию требовалось отснять сцены из спектаклей еврейских народных театров Кишинева, Вильнюса и Биробиджана. Узнав об этом, кишиневцы решили ни в коем случае не подыгрывать властям. Но как отказаться от участия в этой пропагандистской и, по сути, провокационной акции?
После мучительных размышлений выход был найден - публично объявить о самороспуске труппы театра. Решение нелегкое, болезненное для создателей театра и ведущих актеров, но единственно возможное.
В конце декабря 1971 года, сыграв за пять лет около 200 спектаклей, члены художественного совета Рувн Левин, Давид Шварцман, Залман Шустерман, Зига Штернель и другие ветераны еврейской сцены, позвонив в Израиль Арону Шварцману и заручившись его поддержкой, принимают нелегкое решение о прекращении существования созданного ими театра...
 
* * *
Сегодня, спустя ровно 30 лет после создания Кишиневского еврейского народного музыкально-драматического театра, я склоняю голову перед всеми этими людьми, сумевшими в годы жесточайшего "пролетарского интернационализма" выстоять, достойно противостоять Системе и донести до сегодняшнего дня память о созданном ими чуде еврейского Театра.
"НОВОСТИ НЕДЕЛИ"
22 ноября 1996 г  "ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН"
назад