ИМЕНА


Моисей Купьбак. 
Репродукция Григория Фридберга
"Что мне дорого - должен я клясть"

Леонид ШКОЛЬНИК

Вспоминает Рая Кульбак
Сначала - две даты. Первая: еврейскому поэту, писателю и драматургу Моше (Моисею) Кульбаку 20 марта 1996 года исполнилось бы 100 лет. Дата вторая: 60 лет назад, 29 октября 1937 года, он был расстрелян. "Благодаря" тоталитарному режиму и всему; что выпало на его долю, жизнь Кульбака длилась всего 41 год. Тринадцатилетним мальчишкой он стал учиться в Воложинской иешиве, постигая еврейскую старину, мудрость Торы и других священных писаний. В старших классах иешивы изучал русский язык, произведения русской и еврейской литературы. В 1914 году перебрался в Минск, а первое стихотворение "Штерндл" ("Звездочка"), ставшее впоследствии народной песней, опубликовал в 1916 году в "Литерарише пэфтн" ("Литературных тетрадях"), выходивших в ту пору в Вильнюсе.
Одной из его лучших книг явился сборник "Ширим", изданный союзом еврейских литераторов и журналистов в Вильнюсе в 1920 году в типографии братьев Розенталь на Рудницкой, 7. (Мы публикуем обложку этой книги, факсимильное издание которой осуществлено Фондом Сарры и Манфреда Френкеля из Антверпена в 1991 году). В середине 20-х годов М.Кульбак переходит к прозе, пишет романы ("Машиах бен-Эфраим", "Понедельник"), драматическую пьесу "Яаков Франк". В начале тридцатых годов, вернувшись в Минск, он публикует свою знаменитую повесть "Зелменяне", сатирическую поэму "Чайльд Гарольд из местечка Диена", трехактную драматическую поэму "Разбойник Бойтре" (1936), которую принял к постановке ГОСЕТ во главе с С.Михоэлсом (роль Бойтре великолепно исполнил В.Зускин). Кстати, спустя много лет постановка "Бойтре" была осуществлена в Израиле, на сцене Камерного театра.
В минский период М.Кульбак сотрудничал в журнале "Дер штерн", работал в Академии наук БССР, перевел на идиш стихи белорусских поэтов Янки Купалы и Якуба Коласа, "Ревизора" Гоголя. Помимо работы в Академии наук, он занимался и литературной деятельностью.
Он мог бы сделать еще много, но наступил трагический тридцать седьмой...
Согласно делу, которое завели на Моше Кульбака в НКВД, у него было двое детей (их имена в материалах дела не фигурируют; возможно, опасаясь за их судьбу, Кульбак решил не называть их имен). "Для нас с братом, - вспоминает живущая в Тель-Авиве дочь поэта Рая Кульбак, - это было спасением, т.к. детей, у которых родители были репрессированы, ждала суровая участь".
Дети Моше Кульбака:
- сын Илья Кульбак. Убит немецкими фашистами в 1942 году в местечке Лапичи Могилевской области БССР. О последних месяцах его жизни, а также о смерти родителей М.Кульбака можно узнать из публикуемых ниже воспоминаний Инны Войновой (ранее они публиковались в переводе на идиш в журнале "Советиш геймланд", N 8, 1990);
- дочь Рая Кульбак. С 1990 года проживает в Тель-Авиве.
Дата ареста Моше (Моисея) Кульбака стала известна дочери поэта из ответа КГБ БССР на запрос Академии наук республики. Этого ответа у нее нет, он хранится в архиве Академии. Согласно этой справке, Моше Кульбак был арестован 11 сентября 1937 года. В тот же день арестовали более 20 человек - представителей еврейской творческой интеллигенции. Среди арестованных - поэт Изи Харик, литературный критик Яков Бронштейн и другие. Все они обвинялись в действиях, направленных против советской власти. Приговор суда, за редким исключением, для всех был одинаков - расстрел.
Пересмотр дела по обвинению Моше Кульбака был произведен по заявлению его жены Зельды Кульбак, направленному в военную коллегию Верховного суда СССР после осуждения культа личности Сталина. Моше Кульбак был реабилитирован, однако дата его гибели в этой справке не указана.
Рассказывает Рая Кульбак:
"Моя мама Кульбак Зельда (Евгения) была также арестована и приговорена к 10 годам заключения только за то, что была женой Кульбака М.С. Она находилась в заключении с 5 ноября 1937 года по 5 ноября 1945 года в г.Акмолинске бывшей Казахской ССР. Еще на год она была оставлена там на поселение. После освобождения ей было запрещено проживать в крупных городах. Мама была реабилитирована в 1956 году. Ее попытка в 1957 году установить дату смерти отца и место его захоронения не принесли результатов. По этому вопросу она была на приеме в военной коллегии Верховного Суда Союза ССР. На приеме ей сказали, что точных дат смерти необоснованно осужденных у них нет и спросили, устраивает ли ее дата смерти мужа - 17 июля 1940 года. После ее согласия выдали справку о смерти отца. Эту справку мама сдала в бюро ЗАГС г.Минска и на основании ее получила свидетельство о смерти Моше Кульбака, в котором даты рождения и смерти Моше Кульбака.указаны неправильно.
Истинная дата рождения Моше Кульбака -20.03.1896 года, дата смерти - 29.10.1937 год.
Мама умерла 20 октября 1973 года.
И, наконец, когда во время перестройки разрешили сообщать истинную дату смерти реабилитированных, я обратилась в военную коллегию Верховного Суда Союза ССР с просьбой сообщить обстоятельства, дату и место захоронения моего отца. И получила оттуда документ, из которого следует, что в деле Моше Кульбака фигурировала неправильная дата рождения, а место его захоронения не было указано.
В деревне Куропаты, которая сейчас является окраиной г.Минска, археологами было обнаружено место массовых расстрелов заключенных в сталинский период. Перед отъездом в Израиль я побывала там. Я чувствовала, что последние минуты жизни отец был именно здесь, в Куропатах. Я увидела то небо, которое отец, как теперь оказалось, видел в свой последний миг..."

О гибели близких поэта М.Кульбака

(Из, воспоминаний Инны Войновой, 1931 года рождения, старшего научного сотрудника НИИ, в настоящее время - пенсионерка)

Я, Воинова Инна Викторовна, родилась в 1931 году в г.Минске. Отец и мать были репрессированы: отец- в декабре 1936 года, мама - в ноябре 1937 г. Последнее место работы отца - редактор республиканского вестника БелТА (Белорусское отделение ТАСС), а мама работала в Белгосуниверситете (доцент, освобожденный секретарь парторганизации университета).
В семью Тони Кульбак, родной сестры поэта Моисея. Кульбака, я попала в ноябре 1937 года. Тоня была близкой подругой моей мамы. В декабре 1936 года арестовали моего отца, а маму пришли арестовывать в ноябре 1937 года. Меня хотели отправить в детдом, но я начала плакать, так как боялась туда идти. Тогда мама позвонила Тоне Кульбак, чтобы та забрала меня к себе. Так я осталась жить у тети Тони. У нее была и своя дочь Матуся (Матильда), на год старше меня.
В то же время были арестованы брат тети Тони, поэт Моисей Кульбак, и его жена. Их детей - Раю и Илью - забрали и отправили в разные детские дома. Тоня приложила немало усилий и разыскала своих племянников. Я помню, что за кем-то из них она ездила на Украину. Обоих забрала из детдомов и, таким образом, семья у нее сразу увеличилась: она, муж, четверо детей и домработница Катя, которая приехала с ней с Дальнего Востока.
Тоня была большой души человек. Ко всем детям она и ее муж относились одинаково, никого не выделяя. Как я теперь понимаю, материально ей было нелегко: все-таки четверо детей, всех надо одеть, обуть, накормить. Но Тоня никогда не жаловалась на трудности.
Жили в общей квартире в двух комнатах, а в третьей жила соседка Гита Галпер. Ее муж тоже был арестован.
Вплоть до начала войны я, Матуся и Эля учились в школе, а Рая ходила в детсад. Летом 1941 года детский сад, в котором находилась Рая, выехал на дачи в Ратомку, а я и Матуся должны были в июле ехать в пионерский лагерь в Тальку.
Когда началась война, Минск бомбили с первых же дней, кругом все горело, нужно было уходить из города. Тоня побежала в Ратомку, чтобы забрать Раю с дачи, но детсад уже эвакуировали.
Итак, мы ушли из Минска 26 или 27 июня. Тоня взяла с собой и своих старых родителей, которые жили также в Минске на Старовиленской улице. Также с нами ушли и два брата тети Жени (жены М.Кульбака). Это были молодые, здоровые мужчины. Мы ушли из города пешком по Могилевскрму шоссе. Шли через Смиловичи, Червень и др. населенные пункты. В день проходили по 20-25 км. Быстрее идти не могли, так как с нами шли старые родители Тони. Кое-где удавалось посадить их на подводу и подвезти, но в основном они, как и мы, шли пешком. Поэтому мы никак и нигде не успевали на поезд,чтобы уехать на восток, эвакуироваться. Как только доходили до какой-нибудь железнодорожной станции, нам говорили, что последний эшелон с беженцами ушел вчера...
Так мы дошли до Кличева. Там по радио узнали, что немцы нас уже обогнали, что они уже за Днепром, хотя мы их еще не видели, Кличев находился в стороне от основных дорог, по которым наступали немцы. Здесь, в Кличеве, в недостроенном доме, мы прожили 10-12 дней. Дальше идти вперед не было смысла.
Решили вернуться в Минск. Через несколько дней мы были в местечке Лапичи Осиповичского района. Здесь до нас дошли слухи о том, что немцы организуют в Минске гетто и сгоняют в него всех евреев.
Остались жить в Лапичах. Это не очень большое местечко, но там много еврейских семей. У них и расквартировались мы и другие беженцы, которые не успели эвакуироваться.
Печально памятным для местечка оказался день 18 августа 1941 года. До войны в этот день отмечали День авиации. И вот по местечку стали ходить слухи, что ко Дню авиации придут наши войска и освободят нас. А вышло все наоборот: 18 августа 1941 года местечко окружили немцы и полицаи из карательного отряда, собрали всех мужчин-евреев, вывели их в лес неподалеку от местечка и расстреляли. В этот день погиб муж тети Тони Иосиф Меерович Кроль и оба брата тети Жени. В местечке остались только женщины, дети и старики. Жили, конечно, в постоянном страхе; каждый день до нас доходили слухи, что то там, то тут расстреливают уже и женщин и детей.
В январе 1942 года полицаи и немцы опять оцепили местечко и согнали все еврейское население в три дома. Все были уверены, что это конец. Но, продержав людей 2-3 часа, вдруг объявили, чтобы все разошлись по домам и принесли оттуда теплые зимние вещи, у кого что есть... Потом говорили, что распустили потому, что не приехал из Осиповичей карательный отряд. Но в тот день не отпустили за вещами мужчин-стариков и нескольких подростков. Их вывели за околицу местечка (человек 10-12) и расстреляли. В тот день погиб отец тети Тони и Эля (Илья) Кульбак (сын Моисея Кульбака). А женщины и дети еще жили до апреля 1942 года. В апреле (точного числа не помню) прибыл карательный отряд из Осиповичей, полицаи и немцы оцепили местечко, собрали всех женщин, детей, стариков и в тот же день расстреляли.
Я осталась жива благодаря случаю, можно сказать, судьбе. Когда к нам в дом, где жила Тоня, пришли немцы забирать всех, тетя Тоня сказала немцу, что с ними живет девочка, она русская, а родители ее арестованы. Тогда немец приказал мне идти в другую половину дома, где жила русская семья. Так я осталась жить.
Меня забрала к себе домработница тети Тони, которая жила к тому времени отдельно, ибо немцы не разрешали жить вместе евреям и русским. Видно, судьба распорядилась так, что мне еще суждено было жить, ибо если бы в январе карательный отряд все же прибыл, я погибла бы вместе со всеми.
Итак, семья Тони Кульбак погибла не в один день. Ее муж Кроль Иосиф Меерович погиб в августе 1941 года, отец и Эля - в январе 1942 года, а мама Тони, сама она и ее дочь Матуся - в апреле 1942 года. И похоронены все они тоже в разных могилах.
Эля Кульбак до войны окончил семь классов, увлекался фотографией. Я не помню, чтобы он писал стихи.
До окончания войны я жила у чужих людей в деревне Большая Права, что рядом с местечком Лапичи, помогала им по хозяйству.
Когда Белоруссия была освобождена от немцев, я через родственников, живших в Москве, нашла свою мать. Она в то время находилась в лагере в Карагандинской области.
В Минск я вернулась в 1946 году, училась в вечерней школе и работала на радиозаводе. Мама вернулась после освобождения осенью 1946 года и устроилась работать в Борисове, т.к. в столице жить ей не разрешалось. В 1947 г. я тоже приехала в Борисов, где продолжала учиться в вечерней школе и работала на фабрике пианино.
В 1951 г. окончила школу и поступила в Белорусскую сельхозакадемию, которую окончила в 1956 г.
С 1956 г. работала в научно-исследовательском институте (младшим научным, а затем - старшим научным сотрудником). В 1988 г. ушла на пенсию.
В 1956г. вышла замуж, муж - врач; воспитала двух сыновей, оба - уже взрослые: старший, Виктор - математик-программист, младший, Леонид -инженер-электронщик.

Инна Викторовна ВОЙНОВА,
Минск,
19 января 1990 года
 
Из материалов "дела" М.Кульбака
 
(записи сделаны, минской журналисткой Андрукович Марией Константиновной в архиве КГБ республики в присутствии и с разрешения "куратора" из КГБ)
 
Ордер на арест М.Кульбака выдан 11 сентября. В тот же день М. Кульбак был арестован. Постановление - от 5 сентября 1937 года. На постановлении - подпись помощника оперуполномоченного следственного отдела Управления госбезопасности Фарбера. В углу надпись "Согласен. Начальник отдела". Далее - "Утверждаю". И подпись народного комиссара Цанавы (все подписи - размашистые, сделаны цветными карандашами).
Постановление об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения. 15 сентября 1937 года.
"Арестовал Кульбака Моисея Соломоновича. Он является активным участником контрреволюционной троцкистской террористической организации и польским агентом. Ст.72,76, 68,79,69 (68-я - шпионаж, 72-я, 76-я - троцкистская деятельность, т.е. - по степени тяжести, 69-я - оказание помощи - куратор). Мерой пресечения избрать содержание под стражей в Минской тюрьме НКВД. (Куратор сказал мне, что были и другие изоляторы. Эта тюрьма НКВД - на пл. Свободы, где позже помещалась областная ГАИ).
Ниже - подпись обвиняемого: Кульбак (чернилами).
11 сентября сотрудниками (фамилии) проведен обыск. При обыске присутствовали: Минкина Мария Вульфовна (неразборчиво). М.Кульбак согласен с данными задержания. Изъяты: паспорт на имя Купьбака, профсоюзный билет, билет СП СССР N 1552, личная воинская книжка, 3 пропуска в погранзону на имя Кульбака Моисея, Кульбак Зельды Борисовны, Морозовой Ф.Д., проездных билетов по железной дороге 6 штук, фотокарточек 12 шт., рабочая переписка на 154 листах, записная книжка (на обратной стороне этого бланка наискосок написано внизу: "Справка: книги и письма. 29.09.37. Документы согласно протокола обыска забраны - А.М.К.)
При обыске жалоб не заявлено. 2 комнаты опечатаны после обыска.
 
ПРОТОКОЛ ЛИЧНОГО ОБЫСКА
Ничего не найдено. 
Подпись (Кульбак) 
А.М.К.: - Один и тот же почерк. 
Куратор: - Ну, это следователь вел один, другой кто-то писал, двое или трое сидели. Всегда было 2-3 человека. Вот анкета арестованного, записанная с его слов. Это можно записать.
 
АНКЕТА АРЕСТОВАННОГО
1. Фамилия: Кульбак
2. Имя и отчество: Моисей Соломонович
3. Дата рождения: 25.03.90 г. Сморгонь, Польша.
4. Место жительства: Минск, 2-й Опанский переулок, дом 4-В, кв.1.
5. Профессия и специальность: писатель.
6. Место службы и должность или род занятий: Союз советских писателей БССР, писатель (указано без сокращений, согласно анкете).
7. Паспорт: ФЗ N 096962 (или 20? - А.М.К.) Выдан Минской гормилицией.
8. Социальное происхождение: служащий, имущества не имел.
9. Социальное положение: служащий, учитель. После революции до 28-го года (сначала написано "29-го года", потом исправлено на "28-го года" - А.М.К.) проживал в Польше и Германии. С 1929 года в Минске, писатель.
10. Образование: общее, специального образования нет.
11. Партийность в прошлом и настоящем: беспартийный.
12. Национальность: еврей
13. Гражданство: СССР
14. Категория воинского учета запаса и где состоит на учете: состоит, рядовой.
15. Служба в белых, других армиях, участие в бандах и восстаниях против советской власти, когда и в качестве кого: нет.
16. Каким репрессиям подвергался при советской власти (судимость, аресты и др., когда и какими органами, за что): нет.
17. Состав семьи: жена Кульбак Зельда Борисовна 1897 года рождения, домашняя хозяйка. Проживает в Минске, 2-й Опанский переулок, 4-Б, 1. Двое детей в возрасте 11-ти и 3-х лет (ни пола (дочь? сын?), ни имен?! - А.М.К.). Отец Кульбак Соломон Исаакович, мать - Кульбак Сима Мордуховна, в городе Минске. Братья Кульбак Илья Соломонович, в Москве. Инженер Кульбак Исаак Соломонович (неразборчиво "....оскар...?) и жена. Сестра Кульбак, тетя Тоня Соломоновна, в Минске, живет отдельно.
18. Особые внешние приметы:
19. Кем, когда арестован: УГБ НКВД БССР 11.9.37 г.
20. Где содержится под стражей: при НКВД.
 
Подпись сотрудника, заполнившего анкету
11.09.37
Примечание: анкета заполняется четко и разборчиво со слов арестованного и проверяется документом.

СПРАВКА

1 .Вещественные доказательства по делу. Нет.
2. Личные документы обвиняемого приложены к следственному делу в отдельном пакете.
3. Обвиняемый Кульбак М.С. содержится под стражей в Минской тюрьме с 17 сентября 1937 года.
Оперуполномоченный следственного отдела
младший лейтенант безопасности
ШЕЙНКМАН
 
СПРАВКА
Приговор о расстреле КУЛЬБАКА Моисея Соломоновича.
Приведен в исполнение в г.Минске 29.10.37 года. Акт о приведении приговора в исполнение хранится в Особом архиве 1 -го спецотдела НКВД, том 8, лист 155.
Начальник 12-го отделения
1-го спецотдела НКВД СССР
лейтенант госбезопасности
ШЕВЕЛЕВ
 
ПРОТОКОЛ
судебного заседания выездной сессии военной коллегии Верховного суда 
"≈" октября (даты нет! - А.М.К.
г.Минск
Председательствующий 
Военюрист т.Матулевич 
члены: диз.военюрист т.Миляновский
бриг.военюрист т.Зарянов 
секретарь: военюрист II ранга тов.Кудрявцев.
 
Заседание открыто в 10 часов 30 минут. Председательствующий объявил, что подлежит рассмотрению дело по обвинению Кульбака Моисея Борисовича в преступлениях, предусмотренных (или я ошиблась при записи, или здесь - Моисей Борисович? -А.М.К.) ст.ст.72, 76, 68, 69, 70 УК БССР (58/10, 58/6, 58/7, 58/8 УК Российской Федерации). Доложил, что подсудимый в суд доставлен и что свидетели по делу не вызывались. Председательствующий удостоверяется в самоличности подсудимого и спрашивает, получена ли им копия обвинительного заключения. На что подсудимый ответил: это получил.
Подсудимому разъяснены его права на суде и объявлен состав суда.
Подсудимый никаких ходатайств, а также отвода состава суда не заявил.
По предложению председательствующего секретарем оглашено обвинительное заявление. Председательствующий разъяснил подсудимому сущность предъявленных ему обвинений и спросил, признает ли он себя виновным, на что подсудимый ответил, что виновным себя не признает. Свои показания на предварительных следствиях не подтверждает, т.к. дал их под влиянием улик, предъявленных ему следователем и под тяжелым впечатлением ареста. Его оговорил N (фамилия в протоколе названа, но из данной публикации она изъята по просьбе дочери поэта - Л.Ш.). Кульбак поначалу думал сознаться в том, чего не совершал, полагая, что ему не удастся опровергнуть показания N. Теперь же он решил сказать правду и заявляет, что ни в чем не виновен. Больше подсудимый ничем судебное следствие не дополнил и оно объявляется законченным. Подсудимому было предоставлено последнее слово, в котором он заявил, что сказать больше ничего не имеет. Суд удалился на совещание. По возвращении суда с совещания председательствующий огласил приговор. В 10 часов 45 минут заседание закрыто.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ
СЕКРЕТАРЬ 

ПРИГОВОР

28 сентября 37-го года
 
Именем Союза Советских Социалистических Республик выездная сессия военной коллегии Верховного Суда СССР в составе: председательствующего Матулевича, членов Милявского, Зарянова при секретаре Кудрявцеве в закрытом судебном заседании в городе Минске 28 октября 1937 года, рассмотрев дело по обвинению Кульбака Моисея Соломоновича, 1880 (исправлена дата с 1890 г. - А.М.К.) года рождения, служащего, гражданина СССР, в преступлениях, предусмотренных статьями (все те же статьи -А.М.К.), и судебным следствием установлено, что подсудимый Кульбак в 28-м был переброшен польскими разведорганами на территорию Белоруссии.
Военная коллегия при суде Союза СССР приговорила Кульбака Моисея Соломоновича к высшей мере уголовного наказания - расстрелу с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный, обжалованию не подлежит. На основании постановления ЦК СССР от 1 сентября 34-го года подлежит немедленному исполнению.
Председатель
Подтверждающие
 
"По вновь открывшимся обстоятельствам... "
(документ написан от руки, на бланке)
Верховный суд Союза ССР. Определение N4 -019036/56.
Военная коллегия Верховного суда СССР в составе председательствующего полковника юстиции Семика (тоже без имен, без инициалов - А.М.К.) и членов; полковника юстиции Сенина, полковника юстиции Лидина, рассмотрев в заседании от 15 (5-го? - неразборчиво - А.М.К.) декабря 56 г. заключение главного военного прокурора по делу Кульбака Моисея Соломоновича, 1890 года рождения, осужденного 28 октября 1937 года военной коллегией Верховного Суда СССР на основании статей 70/76 УК БССР (приговор "расстрел" был именно по этим статьям, а остальные - в совокупности, как разъяснил мне куратор - А.М.К.) к расстрелу с конфискацией имущества. Заслушав доклад тов.Семина и заключения помощника главного военного прокурора подполковника юстиции Серикова, установили: Кульбак признан виновным в том, что являлся участником антисоветской организации и агентом польской разведки. В заключении главного военного прокурора предлагается приговор в отношении Кульбака отменить и дело на него за отсутствием состава преступления прекратить, так как новым расследованием установлено, что он необоснованно признан виновным в контрреволюционной деятельности.
Рассмотрев материалы дела и находя заключение главного военного прокурора обоснованным, военная коллегия Верховного Суда СССР определила: приговор военной коллегии ВС СССР от 28 октября 1937 г. в отношении Кульбака Моисея Соломоновича по вновь открывшимся обстоятельствам отменить и дело на него за отсутствием состава преступления прекратить.
Председательствующий            (подпись) 
Члены                                   (три подписи)

Военная Коллегия Верховного Суда Союза ССР
27 января 1989
N 4н-019036/56

Кульбак P.M.
220012, г.Минск
Ленинский пр, д.91, кв. 21.
 
Сообщаю, что Кульбак Моисей Солононович, 1890 года рождения, 28 октября 1937 года Военной коллегией Верховного Суда СССР осужден по ст.ст.70 и 76 Ук БССР к расстрелу. Кульбак М.С. обвинялся в том, что он якобы являлся участником антисоветской организации и агентом польской разведки.
Проведенной в 1956 году дополнительной проверкой установлено, что Кульбак М.С. осужден необоснованно. 26 декабря 1956 года определением Военной коллегии Верховного Суда СССР Кульбак М.В. peaбилитирован посмертно. Приговор Военной коллегии Верховного Суда, СССР от 33 октября 1937 г. в отношении осужденного к расстрелу Кульбака Моисея Солононовича, 1390 года рождения, приведен в исполнение 29 октября 1937 года, о месте захоронения сведений не имеем.
Ранее сообщенные сведения о времени смерти Кульбвка М.С. √ вымышленные.
В 1956 году прекращенное дело на Кульбака М.С. хранилось в УКГБ по Витебской области.
Прошу принять искренние соболезнования в связи с трагедией постигшей Вас и Ваших близких вследствие необоснованного осуждения Кульбака Моисея Солононовича.
НАЧАЛЬНИК СЕКРЕТАРИАТА ВОЕННОЙ 
КОЛЛЕГИИ ВЕРХОВНОГО СУДА СССР 
А.НИКОНОВ

Пища богов
 
(Вспоминает Либби ОКУНЬ-КОЭН, библиотекарь университета Вирджиния, США. В довоенном Вильно была ученицей еврейского поэта Моше Кульбака)

 
После недолгого пребывания в Литве поэт уезжает в Берлин. Попытка поступить в Берлинский университет оказалась тщетной, и он снова возвращается в Вильнюс. Претерпев немало мытарств, Кульбак стал преподавать в еврейской светской школе естествознание, географию и литературу
(Из биографии поэта)
 
Он был поэтом, нашим учителем, и весь класс (в основном девочки) был им очарован, все мы влюбились в него. Его темные кудрявые волосы падали в поэтическом беспорядке на лоб, его черные мягкие глаза пылали внутренним пламенем, и это гипнотизировало нас. Мы наблюдали за ним, говорили о нем, мечтали о нем... Мы едва могли дождаться очередного урока поэзии, и неважно, творчество какого поэта мы изучали - в моем уме, по крайней мере, все они имели лицо нашего учителя. Даже старый Гомер казался мне молодым и стройным, маршируя с молодой энергией в такт голоса нашего учителя.
Наш учитель приходил в класс каждое утро в темно-синем костюме поверх свитера или в белой сорочке с открытым байроновским воротом. Его высокая, слегка сутулая фигура двигалась медленно между школьными партами или вблизи огромной классной доски, и наши глаза следовали за ним. Он часто останавливался у окна и его взгляд бродил где-то далеко-далеко над домами, окружающими нашу школу, как будто душа поэта стремилась наружу из оков его тела. Он говорил нам о ЖИЗНИ, которая всегда, казалось, существовала в больших буквах, он говорил о мечтах, которые расширяют горизонты, о судьбе и предназначении, о поэзии, обо всем. Он любил свой предмет и мечтательно говорил о повышении интенсивности жизни через мир поэзии. Он говорил мягко, словами Байрона, Китса, Словацкого, Пушкина и наших еврейских поэтов - Эйнгорна, Нейдуса, Маркиша и других. Но, несмотря на наши многочисленные просьбы, он никогда не читал нам ни одно из собственных стихотворений, хотя многие его стихи были опубликованы. Он избегал чтения их вслух и мы интерпретировали его отказ как охрану его личности, и мы прощали его, читая и декламируя его стихи среди нас, когда его не было рядом.
Да, мы любили его. Для нас он был Поэтом, и мы чувствовали себя счастливыми, считая его ваятелем нашего будущего, "очистителя наших мыслей и чувств".
Ходили слухи, что его глаза сияли так блестяще, потому что у него была какая-то тайна. Мы чувствовали, что поэт имеет право на свой собственный жизненный путь, потому что он был гораздо большим, чем у любого из нас...
Я помню скелет, стоявший в углу нашей классной комнаты. Он использовался для иллюстрации строения человека на уроках анатомии. Наш учитель часто останавливался перед этим скелетом и размышлял вслух: "Что такое человек? Разбитый череп, не больше. А он еще мечтает, он поет, он важничает. Знает ли он, что смерть ждет всех нас? Звук музыки еще в воздухе и некто блуждает по миру, зная и не зная, кто он и что он в одно и то же время".
Мы были очарованы нашим учителем, размышляя о себе и о мире, в котором живем. Мы никогда не старались как-нибудь приладить нашего учителя к нашей собственной повседневной жизни с ее пустячными нуждами и ограничениями. Мы жили литературой нетерпеливо, стараясь доставлять ему удовольствие нашими собственными воображаемыми представлениями, разговаривая, фантазируя. Я думала, что наш живой, яркий мир будет длиться вечно...
А затем это случилось. Это было серое осеннее утро, и я пришла в школу раньше обычнвго, пытаясь избежать дождя, предсказанного пугающими тучами над головой. Я повесила пальто, взяла свои книги и пошла в класс. Было много открытых дверей вдоль коридора, ведущего к пустым классным комнатам, учительским, лабораториям и гардеробным. Каждая комната выглядела подобно огромной зевоте, не желая приближения суматохи-толкотни школьного дня. Дверь в факультетскую комнату была открыта. Там, опираясь локтями на стол и читая газету, сидел мой учитель-поэт и грыз огромное яблоко. Я остановилась прежде, чем он увидел меня, не в состоянии двигаться, и не знала, какой звук был громче - сочный хруст его яблока или биение моего сердца. "Он не отличается от нас всех, в конце концов", думала я, пораженная до глубины тем, что "он ест, он чмокает, он сидит, согнувшись, локтями на столе, неграциозный, недумающий, бесчувственный".
Я знала, что мои мысли были глупыми и неразумными, но не могла их остановить. Я повернулась спиной, убегая так быстро, как только могла, от факультетской комнаты, от школы и двора, бежала не останавливаясь, пока не достигла парка, где у меня был любимый старый дуб с сиденьем, встроенным среди его ветвей. Я взобралась на него и уселась на мое "особое место". Только потом едва сдерживаемая в моей груди тяжесть начала исчезать, слезы бежали свободно, спеша вниз по моим щекам и падая на маленькую книгу стихов моего учителя, лежащую на моих коленях. Я сидела на дереве долго-долго, не в состоянии взглянуть в лицо жизни, ожидающей меня в школе, жизни на более низком уровне существования...
(Перевод с английского М.Радашкевич)
 
Вместо эпилога
Готовя к публикации эти материалы, я еще раз встретился с дочерью поэта Раей Кульбак для уточнения некоторых деталей публикуемых выше документов (публикуемых, кстати, впервые). Во многом Рае помогла ее хорошая знакомая, минская журналистка Мария Константиновна Андрукович (в тексте публикуемых документов она обозначена как А.М.К. - Л.Ш.). Именно Мария Андрукович добилась разрешения побывать в архиве республиканского КГБ и познакомиться с "делом" М.Кульбака - правда, ей разрешили это лишь в присутствии сотрудника КГБ, которого Мария Константиновна в публикуемых выше материалах называет "куратором".
Что же выяснилось из следственных материалов?
Выяснилось следующее. Моисей Соломонович Кульбак был арестован 11 сентября 1937 г. в Минске. Закрытое заседание суда над ним состоялось 28 сентября 1937 г. Начался суд в 10 час.30 мин. утра, закончился в 10.45. Пятнадцати минут хватило сталинским извергам, чтобы определить "вину" поэта и величину расплаты за эту "вину". Приговор - расстрел. Приведен в исполнение 29 октября 1937 года. (В четвертом томе Краткой еврейской энциклопедии в статье "Кульбак" годом смерти поэта назван 1940 (?); сейчас, после того, как у дочери М.Кульбака есть официальный документ о точной дате гибели отца, редакция КЕЭ в одном из дополнений обязана назвать именно эту дату гибели поэта - Л.Ш.).
В предъявленном М.Кульбаку обвинении сообщалось, что он являлся активным участником контрреволюционной троцкистской террористической организации и польским шпионом, агентом польской и немецкой разведок. Обвинение основывалось на ст.ст. 72, 76, 68, 70, 69 УК. Почти по каждой из них полагался расстрел. В тексте обвинительного заключения приводятся различные свидетельские показания в отношении М.Кульбака. В этих показаниях наряду с фамилиями известных советских еврейских писателей фигурировали также фамилии ... Хаима-Нахмана Бялика и Шолома Аша. Их высказывания свидетельствуют: и Бялик, и Шолом Аш ясно понимали суть советской империи и ее "сталинской национальной политики".
Вот лишь несколько цитат из показаний поэта. Кульбак рассказывает: когда в Берлине в "Романишес кафе" собирались писатели, Бялик в резкой форме говорил о том, что "Советский Союз - это страна, пожирающая своих обитателей".
А в Вильно, который в те годы был под властью Польши, его, Кульбака, в 1926 году избрали председателем Пен-клуба, а Шолом Аш стал почетным председателем этого клуба. На одном из допросов Кульбак признался, что Ш. Аш резко осуждал политику ВКП(б) и советской власти по национальному вопросу.
В Минске (после 1928 г.), когда собирались еврейские писатели, они говорили, что "еврейская литература в Советском Союзе не может развиваться, как следует, ибо у еврейских писателей отнята инициатива"; что "еврейская культура и литература не должны развиваться по указанию ВКП(б) и советской власти, а должны идти по самобытному пути"; что "пятилетний план Советскому Союзу не под силу"; что "пятилеткой партия и советская власть изматывают население и уничтожают"; что "советские люди не умеют и не могут радоваться"; что "старый еврейский быт жизнерадостнее нового советского быта".
Эти высказывания наших классиков свидетельствуют, что извне они видели жизнь в СССР гораздо яснее и четче, чем видели (или вынуждены были видеть) ее многие советские еврейские писатели изнутри. Но и "изнутри", как следует из широко известных ныне материалов, зрело понимание порочности советской системы, отрицавшей полное право евреев на национальное самоопределение, на развитие своей культуры, литературы, языка. Писателей, актеров, журналистов можно было купить орденами, званиями или изданием собраний их сочинений, но в душе своей они оставались теми, кем были от рождения - евреями, не отрекшимися от своих национальных корней. Именно об этом недвусмысленно написал Моисей Кульбак в одной из своих поэм:
В сердце - тайны глубокой власть.
Я, грустя о доме, брожу,
Но найти свой дом не могу.
В заколдованном,
Темном блуждаю кругу:
Что мне дорого - должен я клясть,
хоть я кровью при том исхожу...
Исходя кровью, Купьбак оставил нам главное: мятущуюся еврейскую душу и свои книги, которые спустя шестьдесят лет после его трагической гибели мы перелистываем с болью и трепетом перед силой его бесспорно яркого таланта.

5 декабря  1997 г  "ЕВРЕЙСКИЙ КАМЕРТОН"
назад